В 2001-2020 году демократические страны нашей планеты показали более низкие темпы экономического роста, чем недемократические, но с примерно тем же уровнем подушевого ВВП. Кроме того, у демократий коронавирусная эпидемия привела к куда большему количеству жертв, чем в КНР, Вьетнаме и других густонаселенных «недемократиях». Значит ли это, что у демократического устройства есть какие-то изъяны? Или причины их экономического и противоэпидемического отставания совсем не те, что кажутся?

Исследователи из Йельского университета обобщили данные о росте ВВП в разных странах мира за 2001-2020 годы и обнаружили, что чем выше находилась та или иная страна по индексам демократии, тем медленнее росла ее экономика. Чтобы надежно убедиться, что картина не определяется какими-то случайными факторами, авторы применили регрессионный анализ. Однако выводы вида «демократия ведет к меньшему экономическому росту и большему числу жертв от коронавируса» не зависели ни от численности населения, ни от базового ВВП, ни от каких-либо иных количественных параметров, кроме демократии или ее отсутствия.

Причем эта ситуация сохранялась, даже если выкинуть все остальные факторы, влияющие на рост, или убрать из расчетов самую быстрорастущую крупную недемократическую страну — Китай.

Даже расчеты, учитывающие более низкую базу подушевого ВВП многих недемократических стран, не изменили картину. Дело не только в том, что темпы роста ВВП ряда богатых недемократий были выше, чем у демократий. Демократии с невысоким исходным подушевым ВВП в XXI веке тоже росли в среднем медленнее, чем недемократии.

В попытке отсеять сторонние факторы, способные влиять на экономический рост, исследователи даже проверили группы государств по средней температуре и осадкам — и точно так же не нашли корреляций. Страны в одном климате развивались в среднем быстрее, если были недемократическими. Средний возраст жителей на это тоже никак не влиял.

Авторы работы попробовали понять, чем это вызвано, взглянув на то, как именно уровень демократии (измеренный по индексам) влияет на те или иные макроэкономическое параметры страны. Оказалось, что сильнее всего демократия влияет на долю инвестиций в ВВП, то есть на то, какая часть экономических ресурсов вкладывается в наращивание производственных мощностей — а равно и связанной с ними инфраструктуры.

В той же мере, что и инвестиции, демократия ограничивала рост внешней торговли. Причем как экспорта, так и импорта — у недемократий сходного экономического уровня внешняя торговля росла быстрее. Это, скорее всего, логичное следствие более высокого уровня инвестиций. Ведь чтобы нарастить экспорт, инвестиции объективно нужны, а без роста экспорта трудно увеличивать и импорт.

С отрицательным влиянием демократии на коронавирус все еще проще. Как уже отмечал и Naked Science, Китай, Вьетнам и ряд других недемократических государств осуществляли жесткие карантинные меры с самого начала эпидемии, в то время как демократические государства такие меры в основном провалили. В итоге уханьцы сидели по квартирам считаные недели в начале 2020 года, после чего Китай вернулся к нормальной жизни, а в США от коронавируса до сих пор умирает пара тысяч человек в сутки. Если бы КНР имел подушевую смертность уровня США, там бы сейчас гибло по восемь тысяч в сутки, в то время как на практике эти цифры близки у нулю.

Возникает вопрос: значит ли это, что у демократий все плохо? Ученые полагают, что это не обязательно: не исключено, пишут они, что в долгосрочной перспективе у демократий все будет лучше, чем у недемократий. Просто вот в эти двадцать лет что-то у них «не сложилось». Тут, пожалуй, самое время вспомнить известную цитату экономиста Кейнса по сходному поводу:

«Эта «долгосрочная перспектива» — плохой помощник в текущих делах. В долгосрочной перспективе все мы умрем».

Далее Кейнс поясняет, что рекомендация экономистов должна помогать в краткосрочной перспективе — в противном случае от экономистов будет слишком мало пользы.

Впрочем, у авторов из Йельского университета есть и практический вывод: надо бы демократиям научиться принимать пусть жесткие, пусть непопулярные, но зато эффективные решения. Это и экономике поможет, и борьбе с коронавирусом, считают они.

На первый взгляд, исследование выглядит довольно качественно сделанным: ученые учли разные факторы, и то, что они нащупали, действительно кажется не простой корреляцией «меньше демократии — больше экономического роста», а причинно-следственной связью.

И тем не менее, о реальной причинно-следственной связи говорить, возможно, преждевременно.

Авторы работы, вслед за многими на Западе, считают, что способность государства бороться с эпидемиями определяется его способностью принять жесткие карантинные меры на раннем этапе эпидемии. У этой позиции есть две основные слабости.

И вот первая из них. Проблема тезиса «демократии плохо справляются с коронавирусом» заключается в том, что определения демократии, на самом деле, не всегда позволяют четко установить, какая страна является демократической, а какая нет.

Например, если в Сингапуре вы нанесете граффити в общественном месте, вас будут бить палками по ягодицам, а потом посадят в тюрьму. Теми же палками бьют за проступки местных военнослужащих, школьников и заключенных в тюрьме. Страной при этом правит сын ее первого премьера, а правящая партия (основанная тем же премьером) без перерывов остается таковой с самого возникновения государства. Телефонные разговоры граждан прослушиваются. Их интернет отслеживается, а за мужеложство положена тюрьма (и туда за это вполне сажают). А вот «неправильные» (с точки зрения властей) публикации в прессе там — дефицит, потому что… ну, вы уже поняли.

При этом если мы определяем демократию как государство, где «назначение лидеров управляемыми ими людьми происходит путём честных и состязательных выборов», — то Сингапур вполне реальная демократия. На выборах есть формальная оппозиция, хотя она никогда и не выигрывала. Опросы показывают, что набранные правящей партией на выборах голоса вполне реальны, и что тюрьму за мужеложство, прослушку и все остальное реально одобряет большинство избирателей. Судя по косвенным данным, избиратели считают, что если бы их правительство было менее жестким, оно не смогло бы обеспечить крайне низкую преступность, высокоразвитую экономику, доступное жилье, беспробочность и ряд других плюсов местного ландшафта.

Несмотря на явное одобрение властей сингапурскими избирателями, в проекте V-Dem, чьи данные используют авторы работы, Сингапур — не демократия. Как мы видим, в современном мире вас могут не отнести к демократии, если большинство избирателей поддерживает нормы, не принятые в тех странах, которые традиционно считают демократиями.

Уже поэтому вывод вида «недемократии справляются с коронавирусом лучше демократий» нужно воспринимать с огромной осторожностью.

Второй узкий момент — идея авторов из Йеля, что «недемократические страны лучше подавляют эпидемию потому, что могут применить более жесткие меры». Но в реальном мире вполне есть и западные страны, применяющие очень жесткие противоэпидемические меры. Вот ролик из явно демократической Австралии, где женщина без маски отказалась показать документы полиции:

Да, полицейский держит за горло женщину относительно мягко и аккуратно — иначе она не могла бы кричать, что он ее душит. Однако это все равно производит сильное впечатление, особенно с учетом того, что полицейский (как и все его коллеги на видео) трагически плохо подготовлен к физическому насилию, из-за чего может сделать опасную для жизни женщины ошибку в любой момент. Готовность к таким опасным мерам косвенно демонстрирует серьезную жесткость местной власти. Полицейскому после этого ничего не было, а а женщина отправилась под суд.

Вопреки комментариям к этому видео на Youtube, утверждающим: «Австралия и Новая Зеландия — это авторитарные полицейские государства», все ровно наоборот. Австралия и Новая Зеландия — безусловные демократии. Это видно и по их индексу V-Dem, и по всем формальным критериям демократии.

Не права и американская пресса, утверждающая: «Австралия продала слишком много своей свободы» в борьбе с коронавирусом. Американские журналисты просто недостаточно представляют себе жизнь в Австралии и до пандемии. Там уже десятки лет камеры следят за людьми на каждом углу, штрафы и лишения прав за нарушения ПДД самые жесткие в мире, а требования полиции лучше выполнять сразу — иначе будет как в ролике выше.

Итоги этой политики заметны. Если в семидесятые для съемок «Безумного Макса» нанимали членов реальных банд байкеров — ситуация с законопослушностью позволяла им абсолютно натурально изображать отрицательных героев фильма без лишних трат на каскадеров и актеров — то теперь в мире почти нет дорог безопаснее австралийских.

Демократию делает демократией не то, насколько внимательно камеры следят за гражданами, и не то, насколько жестко полиция берет вас за горло. Демократия (по крайней мере, для индекса V-Dem) — это определенный  ряд формальных признаков, которые у Австралии есть. Реальность «страны кенгуру» лучше описывает другое американское СМИ: «Половина страны в локдауне, ее границы по-прежнему закрыты. Но большинство австралийцев готовы к этим жертвам».

Как можно было догадаться по видео выше, в Австралии действительно драконовские ограничения во время пандемии. Итог предсказуем: подушевая коронавирусная смертность в десятки раз ниже, чем у таких демократий, как Германия, США, Великобритании. И в дюжину раз меньше, чем в такой недемократии, как Куба. Получается, дело никак не в том, что демократия мешает борьбе с эпидемиями. Дело в том, что «одни из вас играют в шахматы хорошо, другие играют плохо». И никакая демократия «не изменит этого соотношения сил».

С другой стороны, отсутствие в стране демократии никоим образом не превращает ее в хорошо переносящую коронавирус. Например, и по индексу V-Dem, и по принятым на Западе формальным признакам Россия — не демократия. Однако избыточная смертность в период пандемии у нас ужасна. И, как справедливо отмечает глава Минздрава Мурашко, вся она вызвана коронавирусом. По избыточной смертности на миллион человек мы в разы опережаем любую демократию — даже такую, как США.

Те же демократии, что умеют брать свое население за горло, логичным образом вообще не испытывают никакой избыточной смертности — точнее, она там отрицательная (почему при эффективных карантинных мерах смертность падает ниже нормы, NS писал в этом тексте). Важно отметить другое: избыточная смертность в демократиях австралийско-новозеландского типа оказалась даже ниже, чем в такой образцовой недемократии, как Сингапур.

Все описанное выше указывает на то, что в среднем демократические страны действительно недостаточно жесткие, чтобы предотвратить пандемию современного типа. Но это вина не демократии как таковой, а исключительно местных культурных традиций. В России полиция не берет за горло людей без масок, и в Штатах тоже. Поэтому бессмысленно ожидать, что у них от пандемии смертность упадет, как Австралии или Новой Зеландии.

Напротив, можно уверенно прогнозировать: и в России, и в США от коронавируса погибнет по миллиону человек, то есть еще до наступления весны у нас будут сотни тысяч дополнительных смертей к тем 0,7 миллионам, что уже есть сейчас.

Но, скорее всего, демократическое или авторитарное политическое устройство страны здесь совершенно не при чем. Это вопрос эффективности властей, а вовсе не того, как именно их выбирают — и выбирают ли их вообще.
Почему так медленно растут демократические экономики наших дней?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сперва задать другой: а почему вообще растут экономики? Очевидно, что это не происходит по упрощенным схемам имени Адама Смита, в рамках которых одни народы умеют лучше производить одно, а другие — другое, и достаточно начать свободную торговлю, чтобы они начали процветать за счет специализации на своих сильных сторонах. В том же Китае 30 лет назад почти ничего не умели производить хорошо. Купленные там носки окрашивали ногу в радикально черный цвет, молнии не застегивались — а производства по-настоящему сложных изделий и вовсе почти не было. Не было у КНР никаких сравнительных преимуществ почти ни в одной из отраслей, где она сегодня лидер.

Даже низкие зарплаты не были преимуществом: во Вьетнаме и Гондурасе и тогда зарплаты были ничуть не выше. Да и нет никакого толку от низких зарплат. Как знает любой, кто пробовал научить чему-то низкооплачиваемых работников, пока ваша рабочая сила неопытна — она почти бесполезна, даже если почти бесплатна. Все китайские сравнительные преимущества были созданы тяжелейшим трудом китайских бизнесменов, инженеров — и государства, которое жесткой рукой регулировало свою экономику эти тридцать лет.

Более реалистичный взгляд на вещи сообщает: экономики растут тогда, когда у них есть массовый платежеспособный спрос, а равно и разумное сочетание из бизнесменов-производственников, готовых работать для его удовлетворения. Ну и государства, готового проследить за тем, чтобы бизнесмены удовлетворяли его честно, без монопольного сговора или олигопольного эффекта.

Взглянем с этих позиций на крупнейшие экономики демократических стран — США, Японию, Великобританию. Бизнесмены — есть. Государство нужного качества — когда как, достаточно вспомнить олигопольный эффект в американской медицине или цены на недвижимость в Японии. Но, все же, в основном тоже есть — в большинстве отраслей регулирование нормальное.

Но вот одной вещи там не хватает. В этих странах очень слабо растет массовый платежеспособный спрос. Может быть, дело в том, что уровень потребления там такой высокий, что дальше уже расти некуда? Ничуть не бывало: большинство молодых людей в США еще с докоронавирусных времен не могут съехать от родителей, им не хватает денег на свое жилье. Последний раз такое было чуть ли не во времена Великой депрессии. Дома в США стоят столько, что только на удовлетворении этого спроса можно существенно поднять экономический рост. Ну и потом, вселяясь в дом, люди неизбежно приобретают много новых вещей — опять же стимулируя спрос.

Япония? Очень похожая картина: огромное количество людей — уже в 2003 году пресса писала о десятке миллионов — живет с родителями, даже если зарабатывает очень приличные деньги. Вне Японии это объясняют какими-то загадочными извивами восточной души, но местная пресса считает, что все как и в США: нет денег. В Южной Корее молодежи сложнее найти работу, в Японии чуть проще, потому что там появилась ранее редкая для этой страны договорная работа и работа на полставки. А вот на нормальную работу на завод, как у их отцов, — да и в офис тоже — попасть очень и очень сложно. Ее просто слишком мало. Низкооплачиваемый работник на полставки не может себе позволить довольно дорогое местное жилье. Он бы и рад купить его, потом купить туда технику и машину — но на все это у него нет денег.

Мы не будем рассматривать здесь все демократические экономики, но подобная картина в Великобритании, Германии (более 40% людей 18-35 лет живет со своими родителями), и много где еще.

Естественно, что в Китае, где массовый платежеспособный спрос населения растет как на дрожжах, и экономический рост куда быстрее. И даже не важно, что общий разброс доходов бедных и богатых там очень велик. Для роста массового спроса важна не доля доходов бедных в общих доходах страны, а только то, что доходы бедных растут не медленнее, чем доходы богатых. А с этим в КНР все в порядке.
«Демократический» спад инвестиций: симптом, а не причина медленного роста

На первый взгляд, ситуация кажется странной. Такая демократическая страна, как США, печатает деньги триллионами. Почему ее гражданам их не хватает на жилье? Китай же не печатает, и его граждане, тем не менее, от родителей съезжают.

Ответ на этот вопрос довольно прост. В США действительно непрерывно растет денежная масса. Но с 1980-х доходы лиц без высшего образования там упали, равно как и у лиц с высшим образованием, но без магистерской степени. Почти весь рост доходов населения уходит верхним 20% населения (как правило, домохозяйства там возглавляют с магистерской степенью). Доходы среднего класса в лучшем случае не растут, а тех, кто победнее — вообще падают.

А экономике для роста нужен массовый платежеспособный спрос. Немассовый ей не поможет: «верхние» 20% населения не могут жить сразу в пяти домах, купить по пять стиральных машин или покупать бензина как пять реднеков из глубинки, ездящих на древних пикапах. Точнее, могут, но исключительно редко, и погоды такие уникумы не делают.

Авторы из Йеля верно указали, что демократические экономики имеют — в наши дни! — меньшую долю инвестиций в ВВП. Но, они указали на симптом, а не на причину. Настоящая же причина в том, что «когда доходы населения стагнируют или падают… в экономике нет достаточного количества спроса, чтобы можно было поддерживать результативные инвестиции».

Демократические экономики с 1980-х годов не могут обеспечить быстрый рост именно массового платежеспособного спроса. Их экономисты часто на это жалуются, но толку от их жалоб нет: ситуация устойчива и никак не меняется со временем. Все плоды экономического роста получает меньшинство, а на меньшинстве быстрого экономического роста не будет.

Разумеется, так не было всегда. С 1940-х и до самого конца 1970-х в США был экономический рост, и доходы большинства населения росли. Именно так большинство населения этой страны к 1970-м смогло заселиться в отдельно стоящие загородные дома, ездить на своей машине — и все это при в основном неработающих женах.

Сейчас большинство жен — у кого они еще остались, конечно, потому что доля людей в браке в современных обществах постоянно падает — работают. Но даже на зарплату двух человек (вместо одного ранее) найти деньги на свой дом у большинства не особо получается.
Как может не хватать денег в странах, где печатают деньги?

Почему раньше было так, а в последние 30 лет в демократиях стало иначе? Почему основная часть роста доходов населения в демократических странах раньше уходила к большинству населения, а теперь уходит к меньшинству? На этот счет есть много теорий. Некоторые, совсем конспирологические, утверждают, что раньше демократиям нужно было конкурировать с мировой социалистической системой, где измеряемые в деньгах доходы были распределены относительно равномерно. А как СССР закончился, нужды дополнительно подкармливать плебс у западных элит не стало, и они принялись изымать прибавочную стоимость в свой карман.

Но это вряд ли. Дело в том, что период, когда рост доходов населения уходил в основном богатым, а бедным оставалось всего чуть-чуть, на Западе уже был. В 1920-1930-е годы именно так и возникла Великая депрессия. Строго говоря, сегодня последствия зажима массового спроса были бы сходными — ведь уровень неравенства в тех же США буквально вернулся в 1920-е — но на помощь пришли «новые технологии» в области экономики.

https://naked-science.ru/article/nakedscience/nowayinhell